— Конечно! Сделаю все, как вы хотите. Может быть, пойдем и посмотрим, не проснулась ли она?

— Нет! Я думаю, не надо. Лучше я подготовлю ее. Ведь вы приедете завтра? Тогда вы ей и скажете.

— Да, так будет лучше. Сначала я должен сказать Молли. Она имеет право знать. Я надеюсь, что вы полюбите друг друга.

— О да! Я уверена в этом. Значит, вы приедете завтра и скажете леди Камнор? А я подготовлю ее.

— Мне неясно, какая нужна подготовка, но вам лучше знать, дорогая. Когда мы можем устроить вашу встречу с Молли?

В эту минуту вошел слуга, и они отпрянули друг от друга.

— Ее светлость проснулась и желает видеть мистера Гибсона.

Оба последовали за слугой наверх. Миссис Киркпатрик изо всех сил старалась держаться так, как будто ничего не произошло, — ей было крайне необходимо «подготовить» леди Камнор, иначе говоря, представить свою версию о чрезвычайной настойчивости мистера Гибсона и собственной стыдливой нерешительности.

Но леди Камнор была не менее наблюдательна в болезни, чем в добром здравии. Засыпая, она сохранила в памяти отрывок из мужнина письма, который, по-видимому, и дал направление ее мыслям в момент пробуждения.

— Я рада, что вы не уехали, мистер Гибсон. Я хотела вам сказать… Что с вами обоими? Что вы говорили Клэр? Я уверена, что-то случилось.

По мнению мистера Гибсона, ничего не оставалось, кроме как рассказать ее светлости все подчистую. Он обернулся к миссис Киркпатрик, взял ее за руку и проговорил со всей прямотой:

— Я просил миссис Киркпатрик стать моей женой и матерью моей дочери, и она согласилась. Я не знаю, какими словами благодарить ее.

— Гм! Не вижу никаких препятствий. Думаю, вы будете очень счастливы. Я очень этому рада! А теперь пожмите мне руку — оба. — И с легким смешком она добавила: — Похоже, что с моей стороны никаких усилий не потребовалось.

На лице мистера Гибсона при этих словах отразилось недоумение. Миссис Киркпатрик покраснела.

— А она вам не рассказала? Ну, тогда я расскажу. Такую отличную историю жаль не рассказать, особенно раз уж все так хорошо окончилось. Когда утром пришло письмо лорда Камнора — именно сегодня утром, — я дала письмо Клэр, чтобы она прочла мне его вслух, и я вдруг заметила, что она остановилась на середине фразы. Я подумала, что это касается Агнес, взяла у нее письмо и прочла… Погодите! Я прочту вам эту фразу. Где это письмо, Клэр? А, не беспокойтесь, вот оно. «Как продвигаются дела у Клэр и Гибсона? Вы вот с презрением отнеслись к моему совету помочь в этом деле, а я все-таки думаю, что необременительное сватовство было бы очень приятным развлечением для вас теперь, когда вы заперты в четырех стенах. И на мой взгляд, трудно представить себе более уместный брак». Вот видите, вы полностью одобрены милордом. Но я должна написать ему и сообщить, что вы сумели устроить свои дела без всякого моего вмешательства. А теперь, мистер Гибсон, мы немного поговорим на медицинские темы, потом вы с Клэр продолжите ваш тет-а-тет.

Ни один из них теперь уже не испытывал такого нетерпеливого желания продолжить беседу наедине, какое было у них до чтения вслух отрывка из письма лорда Камнора. Мистер Гибсон старался не задумываться об этом, сознавая, что размышления на эту тему могут привести ему на ум множество различных соображений по поводу беседы, завершившейся его предложением. Но леди Камнор возражений, как всегда, не допускала:

— Не спорьте. Что за вздор! Я всегда заставляла своих дочерей говорить наедине с их будущими мужьями — хотели они того или нет. Перед любым браком надо многое обсудить. А вы оба уже немолоды, так что жеманство вам не к лицу. Ступайте.

Им ничего не оставалось, кроме как вернуться в библиотеку. У миссис Киркпатрик был слегка обиженно-недовольный вид. Мистер Гибсон вернулся к своей обычной манере, много более невозмутимой и ироничной, чем была у него в этом же месте некоторое время тому назад.

Она заговорила, чуть не плача:

— Не могу представить себе, что сказал бы бедный Киркпатрик, если бы узнал о том, что я сделала. Он, бедняжка, так плохо относился к идее второго брака!

— Будем тогда надеяться, что он не знает, или если знает, то стал мудрее, я хочу сказать — понимает, что в некоторых случаях второй брак может оказаться весьма желательным и целесообразным делом.

В целом эта беседа наедине, состоявшаяся по приказу, была не так приятна, как первая, и мистер Гибсон очень скоро начал ощущать настоятельную необходимость продолжить объезд своих пациентов.

«Мы, несомненно, скоро притремся друг к другу, — сказал он себе, отправляясь в путь. — Трудно ожидать, чтобы наши мысли сразу же пошли в одном направлении. Да я и не хотел бы этого, — подумал он. — Слишком это скучно и уныло — слышать от жены только эхо собственных мыслей. Однако надо сказать Молли. Моя славная девочка. Как она это примет? В значительной степени это все ради нее».

И он погрузился в перечисление похвальных качеств миссис Киркпатрик и тех преимуществ, которые его дочь получит от предпринятого им шага.

Было уже поздно начинать объезд пациентов, живших неподалеку от Хэмли. Этот путь лежал в прямо противоположном направлении от Тауэрс и его окружения. Поэтому в дом Хэмли мистер Гибсон приехал только на следующее утро, подгадав свой приезд так, чтобы у него было полчаса на разговор наедине с Молли, прежде чем миссис Хэмли спустится в гостиную. Он знал, что дочь будет нуждаться в сочувствии после известия, которое он ей сообщит, и понимал, что никто не сможет проявить его лучше миссис Хэмли.

Было жаркое, ослепительное летнее утро. Работники в летних одеждах убирали в полях ранний урожай овса. Медленно проезжая по дороге, мистер Гибсон видел их за высокими изгородями и даже слышал успокоительно-мерный звук падения длинных скошенных валков. Под палящим зноем косцы работали молча. Собака, сторожившая их куртки и фляги, лежала, громко дыша, по другую сторону вяза, под которым мистер Гибсон на минуту остановился, чтобы осмотреться и хоть ненадолго отсрочить предстоящий разговор, который ему хотелось как можно скорее оставить позади. В следующую минуту он резко одернул самого себя за эту слабость и, пришпорив лошадь, к дому подъехал крупной бодрой рысью. Время было еще слишком раннее для его обычных визитов, и его никто не ждал. Все конюхи были на полях, но для мистера Гибсона это значения не имело. Выводив свою лошадь минут пять или около того, прежде чем поставить